Новая панамская дамба и ее жертвы: нгобе
Изабелла Беккер маленькая, но очень сильная женщина из племени нгобе, из деревни Чарко-ла-Пава в долине реки Чангуинола на западе Панамы. Она прожила там всю жизнь. Сейчас ей пятьдесят девять лет и у нее девять детей, множество внуков и правнуков. У Изабеллы никогда не было возможности научиться читать и писать, и говорит она только на своем родном языке, нгобе. До недавнего времени она лишь мельком видела представителей доминирующего общества европейского типа, когда навещала родственников в той части Чангуинолы, где находится штаб кампании, занимающейся экспортом бананов.
Нгобе, численность которых составляет около ста семидесяти тысяч человек, являются самой большой аборигенной группой Панамы. Большинство до сих пор ведет традиционный образ жизни в провинциях Бокас-дель-Торо, Чирики и Верагуас, где они добывают себе пропитание земледелием и рыбной ловлей. Также они выращивают какао на продажу, чтобы иметь возможность получать те необходимые вещи, которые они не в состоянии производить самостоятельно, включая сахар, одежду и принадлежности для школы. Чарко-ла-Пава место жительства примерно для трехсот шестидесяти семи человек. Единственные способы добраться туда это пешком, на каноэ или на вертолете.
Деревянный дом Изабеллы возвышался на столбах, около двух метров над землей. В нем были занавешенные шторами окна, слегка покатая жестяная крыша и карниз, укрывавший жилую площадь на открытом воздухе от дождя. Лужайка была расположена, как в колыбели, между горами и рекой Чангуинола, а на противоположном берегу открывался великолепный вид на деревню. Одним словом, это был уютный и красивый дом. Но так было до того, как появились бульдозеры. Американская корпорация вместе с панамским правительством разработала проект гидроэлектростанции и дамбы в Чарко-ла-Пава, и дом Изабеллы оказался у них на пути. Правительство и компания вынудили женщину оставить отпечаток ее большого пальца в документе, который она не могла даже прочитать. Как только она сделала это, на место пригнали бульдозеры, которые сравняли ее дом с землей.
Правительство Панамы постановило построить две гидроэлектростанции вдоль реки Чангуинола в провинции Бокас-дель-Торо, хотя река эта находится на границе с международным природным парком La Amistad Biosphere Reserve, мировым наследием, охраняемым ЮНЕСКО, который Панама разделяет с Коста-Рикой. Также река является центром национальной охраняемой территории Palo Seco Park.
Электричество, производимое с помощью плотин, будет удовлетворять невоздержанные аппетиты столицы Панамы, который сегодня является современным городом вполне первого мира. Но эти же дамбы окажут заметное негативное влияние на три с половиной тысячи индейцев страны. ГЭС Чангуинолы оповещает, что тысяче пяти жителям четырех деревень придется покинуть свои дома и переселиться в другие районы из-за поднятия уровня воды и затопления некоторой части территории. Прочие же окажутся отрезанными от мира образовавшимся озером. Дамба разрушит их транспортные пути и резко сократит пропитание, так как прекратится миграция некоторых видов рыбы, от которой зависит жизнь аборигенного населения. Однако жадность правительства позволяет ему закрывать на эти факты глаза, а кампаниям тратить миллионы долларов на проект. Как видно из примера с Изабеллой Беккер, индейцы воспринимаются ими как препятствие на пути, которое должно быть устранено так быстро, как только возможно.
История Изабеллы началась в январе 2007-го года, когда компания ГЭС Чангуинолы переправила на самолете ее саму и нескольких членов семьи в городской офис в Панаме (столице Панамы). Изабелла полагала поначалу, что едет на пасео (на отдых). Для нее организовали тур по городу, который закончился у дверей офиса ГЭС на двадцать пятом этаже офисного здания. Женщина, никогда ранее не бывавшая в городе, даже не имела представления, как пользоваться лифтом. В офисе Хумберто Гонсалес, президент компании, и Селия Бонилла, женщина-нгобе, работавшая на ГЭС, заявили Изабелле, что им необходимо ее согласие на продажу им ее земли в тот же самый день. Женщина решила, что ее не выпустят из кабинета до тех пор, пока она не оставит свою подпись. Денег на обратный путь у нее не было, и она полностью зависела от кампании, чтобы вернуться домой. После десяти часов, проведенных в офисе, она, в конце концов, оставила отпечаток своего большого пальца на заранее подготовленном документе, написанном на испанском языке, который она не могла прочесть, в обмен на то, что ее и ее родственников доставят обратно в родные края.
Компания осознавала, что обстоятельства, при которых был подписан договор, очень и очень сомнительны, и потому в период с января по октябрь с ее стороны проводилась политика кнута и пряника, имеющая своей целью убедить Изабеллу покинуть свою землю. В один день к ней приходили люди с угрозами, что полиция вот-вот насильно выселит ее, а на следующее утро приносили корзину еды для нее и ее родственников, со слащавыми рассказами о том, каким прекрасным станет ее будущее после переезда. Убеждали ее совместно мэр Чангуинолы и губернатор провинции Бокас-дель-Торо, стараясь показать, что защищают ее интересы в данной сделке, которая окажется выгодной, только если женщина покинет эти земли.
Двадцатого июля представители правления Чангуинолы вместе с рабочими прибыли к дому Изабеллы, остановив бульдозеры прямо у стен. Сама хозяйка, в тот момент лежавшая больная в кровати, потеряла сознание. Ее отвезли сначала в госпиталь в Чангуинолу, а затем в дом, который кампания ГЭС построила для нее. Изабелла думала, что бульдозеры уже таранят ее дом (на самом деле они не делали этого машины нужны были лишь для того, чтоб напугать индейскую женщину), и потому умоляла отпустить ее обратно к дому, но правительственные чиновники запретили и оставили ее в городе. Изабелла не спала всю ночь, горько проплакав до утра.
В августе и сентябре компания заставила двух дочерей Изабеллы также подписать договоры и разобрала их дома. В итоге в конце октября Изабелла сдалась. Она подписала второй документ о продаже ее земли (в очередной раз составленный на непонятном для нее испанском), благодаря чему сумма, предлагаемая ей взамен, была увеличена. Женщина в тот момент так и не поняла, что же все-таки она продала, зато кампания ГЭС стала считать всю землю, принадлежащую Изабелле и членам ее семьи, своей собственностью.
Последовательность событий после подписания договора до сих пор не ясна. Одна из дочерей женщины сообщила, что ее заставили переселиться на следующий же день, но по другим сведениям ей предоставили неделю на то, чтобы подготовить все к переезду. Как бы то ни было, она оказалось совершенно не готова, когда рано утром в дом явилась полиция и выгнала ее из дома, не позволив взять ничего, кроме узла с одеждой. Тут же приехали бульдозеры и разрушили дом до основания, в то время как рабочие сожгли хозяйственные постройки. Позже туда вернулась ее семья, чтобы поймать животных, которые еще не успели разбежаться, но нашли немногих. Женщина лишилась всего имущества, свиньи и нескольких куриц.
Аморальный характер этих действий компании очевиден, однако и легальность их находится под сомнением. Земли, которые Изабелла продала, по факту принадлежат не только ей, но всем членам ее семьи. По словам Филиппа Юнга, профессора-антрополога из Орегонского университета, который проработал с племенем нгобе много лет, владение землей зависит от многих вещей, таких как место жительства родственников, их взаимоотношения, и полезность, пригодность земельного участка. У внучки Изабеллы и ее мужа сохранились права на некоторые участки земли, которой ныне владеет ГЭС, и они предъявили иск кампании, дабы вернуть свои права на землю.
Но как бы ни обстояло дело с точки зрения законности, сегодня ГЭС полностью властвует над мнением масс населения. Компания опубликовала объемные объявления в Ла Пренса и прочих панамских газетах, где представила всевозможную выгоду, которую способна принести плотина стране и даже индейцам нгобе. В одной из публикаций были выложены фотографии традиционного жилища нгобе с одной стороны и дом, выстроенный по западному образцу, с другой, чтобы проиллюстрировать, насколько лучше станет жизнь аборигенного населения. В другой статье читателям показали фотографию Изабеллы Беккер в ее новом доме на окраине города. Кампания утверждает, что женщина теперь счастлива, однако родственники ее говорят обратное: Изабелла тяжело переносит душевную травму, поддавшись депрессии, и совершенно не представляет, что еще принесет ей будущее.
У нгобе совершенно нет опыта защиты своих прав. По большому счету они просто-напросто не знают своих прав в данной ситуации, потому некоторые люди стараются восполнить этот пробел, приезжая к нгобе и ведя с ними беседы на юридические темы. Одной из таких людей является Люсия Лассо, антрополог, работающая в организации по охране и развитию, которая является оппонентом строителей плотины. Седьмого ноября она прибыла в Чарко-ла-Пава, чтобы встретить семьи нгобе, пострадавшие из-за строительства дамбы, рассказать им о своих правах и предложить легальную помощь. В ту ночь после этой беседы деревенские старосты еще долго сидели на собрании и готовились ко встрече с правительством, назначенной на следующий день.
На утро семь или восемь высокопоставленных чиновников из панамского национального управления по охране окружающей среды прилетели на вертолете на встречу с племенем. Именно это управление теоретически отвечает за внедрение дамбы и переселение аборигенных жителей, однако оно действует скорее как служанка кампании, строящей гидроэлектростанцию, и правительства, чьими интересами оно руководствуется. Сопровождали делегацию два представителя из Defensoria del Pueblo, организации, занимающейся разбором жалоб частных лиц на государственные учреждения с целью не допустить акты нарушения человеческих прав, директор ГЭС Чангуинолы Хумберто Гонсалес, губернатор Бокас-дель-Торо, священник и полицейский.
Прибывшие были очень удивлены организацией жителей деревни. Главенствующую роль взял на себя Эрнесто Лопес, деревенский учитель нгобе. Начал речь он с заявления о признании непригодной правительственной программы, которая была напечатана на испанском языке, и которая должна была быть подписана самими нгобе. Далее следовало требование прекратить строительство дамбы. Речь деревенского учителя была выслушана со всем вниманием и уважением, после чего слово предоставили президенту кампании ГЭС.
Используя портативный генератор (так как в деревне нет электричества), проектор, ноутбук и большой экран, Гонсалес продемонстрировал давно заготовленную презентацию, чтобы наглядно объяснить, как построена и как работает гидроэлектростанция. Презентация индейцам показалась абсурдной. Говорил он только на испанском, который большинство нгобе не понимают, а его презентация не касалась интересов индейцев. Более того, ГЭС к тому моменту уже проложила дороги и копала котлован для одной части дамбы на земле Изабеллы, несмотря на то, что Франциско Сантос, глава семьи, живущей на противоположном берегу, не поддался давлению и не продал свои владения.
Когда Гонсалес закончил, члены племени один за другим поднимались с мест, чтобы высказать свое мнение. Женщина по имени Эллин Абрего сказала: У меня есть финка (фермерский надел) на противоположном берегу реки, и я не буду иметь возможности добраться до него. Не будет воды для моих животных и возможности для меня свободно передвигаться. Они разрушают почву, и у меня не вырастет урожай. До плотины управление по охране окружающей среды никогда не приходило к нам. Когда же началось строительство дамбы, они явились, но лишь для того, чтобы поддержать проект.
За ней последовал Алехандро Хименес, сказавший следующее: Компания предложила нашей семье деньги за разрешение проводить исследования в наших владениях. А посмотрите, что получилось: компания просто-напросто снесла весь верхний слой земли прямо до стен нашего дома. Они сказали, что согласны вести переговоры только с одним человеком, и тогда мой брат выступил в качестве представителя от нашей семьи. Он подписал контракт, позволяющий им проводить исследования, и взял их деньги (чуть больше тысячи долларов). Я прожил здесь пятьдесят лет. Я попросил правительство назначить мне пенсию или какое-либо подобие ее, но они ответили, что мне пенсия не положена. А между тем у них не возникает проблем с тем, чтобы вытеснить меня с моей земли.
Из двадцати четырех ораторов из шести деревень только три человека высказались в пользу проекта дамбы. Слова тех, кто был против, были встречены громовыми аплодисментами. Троих же сочувствующих выслушали молча.
В конце встречи выступил Эдуардо Рейес, заместитель администратора управления по охране окружающей среды, и перечислил выгоды от строительства дамбы для индейцев. Он сообщил, что аборигенным жителям выделят земли, аналогичные тем, какими они владеют на сегодняшний момент. Эти земли будут располагаться на территории природного заповедника. Дамба же даст возможность индейцам выучиться для работы в сфере эко-туризма, а так же получать образование и медицинское обслуживание.
Когда подошла очередь губернатора Бокас-дель-Торо, она повторила слова представителей из управления. Когда же речь зашла об Изабелле Беккер, которая не присутствовала на собрании, то она заявила, что женщина нгобе теперь совершенно счастлива после выполнения условий переговоров и ни у кого в деревне нет права говорить за нее. Правительственная презентация была наполнена отеческой заботой будто слова нгобе вовсе не были услышаны и приняты в расчет.
И нгобе не единственные индейцы, пострадавшие от развития гидроэнергетики в Панаме. В соседней провинции Чирики, где живет много нгобе, бугле и других племен, вообще планируется построить сорок семь гидроэлектростанций, двадцать две из которых уже одобрены управлением по охране окружающей среды. Индейцы в восточной части Панамы находятся под таким же давлением.
Для нгобе утверждение своих прав проходит очень нелегко. Правительство избегает выполнения их требований. Однако, на сегодняшний день нгобе уже знают свои права и ориентируются в законах, что помогает им частично держать в руках контроль над своим собственным будущим.
Такое вот райское место республика Панама.
Автор: Igmu Hanwakhan